Дувакин: ...Есть такая книжечка, кажется венгеровская, дореволюционная, — "Русские писатели XIX века". И там портреты.
Бахтин: Это какого времени издание?
Дувакин: 10-й год, что-то в таком роде... И портреты там: тут и Мережковский, тут и Скиталец... Ну, Зинаида Гиппиус там великолепной такой рюмочкой в белом платье... А Мережковский как-то... эта фальшивость их... Я читал-то его много, но я его не люблю. И он, значит, сидит... с бороденкой такой...
Бахтин: С бороденкой, да.
Дувакин: ...в глубоком кресле, глубокомысленно так, немножко по-чеховски и явно позирует...
Бахтин: Позирует, позирует.
Дувакин: И тут стеллажи с дорогими книгами, видны золоченные корешки, старые, а часть стены свободной... так, судя по его фигуре... в пропорции... вот такой величины крест, причем, во-первых, крест католический...
Бахтин: Да, это был...
Дувакин: ...а во-вторых, меня поразила такая деталь, бытовая, которая вообще-то для религиозного человека странная: этот крест как-то укреплен на стене, но вот опирается на розетку электрического звонка.
Бахтин: Да, это малоуместная вещь.
Дувакин: Понимаете? А электрический звонок в то время — это предмет комфорта.
Бахтин: Да-да-да.
Дувакин: Это звонок, которым вызывают горничную. И вот, понимаете... эта область комфорта и житейского, и душевного, и самодовольства, вот как-то мне очень запомнилась. Это верно, да?
Бахтин: Это верно.
Дувакин: Это соответствует Вашему впечатлению от живого Мережковского?
Бахтин: Да. Да. Он тоже позировал, позировал...
Думаю, что в тогдашней Европе подобное сочетание распятия с буржуазным комфортом никого бы особенно не смутило, но русскому человеку этот новый буржуазный стиль жизни кажется позерством и вызовом.
Меня очень позабавило, что на фронтисписе 1-го тома собрания сочинений Мережковского Библиотеки "Огонек" кнопка электрического звонка стыдливо заретуширована.
